Маргарита мастер: Глава 2. Понтий Пилат

Мастер и Маргарита. Смотреть все серии. 2005 год, Россия, 500 минут.

Кино

Каталог фильмов

Драма

Драма

2005

500 мин

Россия

10 серий

Начать просмотр

Серия 1

Киносериал «Мастер и Маргарита» подвел черту под великой октябрьской атеистической революцией…

В те дни, когда закончился всероссийский показ телесериала, я познакомился с бывшей московской актрисой Елизаветой Ивановной Лакшиной, которая хорошо помнит Булгакова! Она в полном здравии. Бодра, энергична. К нашему визиту испекла штрудель к чаю. Когда зашел разговор о Булгакове, я втайне замер — надо же! — впервые в жизни я встретился с человеком, который помнит живого Булгакова…

«Это случилось в 1926 году, мне было двадцать лет, — рассказывала хозяйка. — МХАТ играл «Дни Турбиных». Успех необычайный. И потому интерес к личности драматурга был исключительным. Подружки шепнули мне по секрету, что автор пьесы никогда не бывает в партере, а обычно стоит в бельэтаже. Я поспешила в бельэтаж. Я не знала, как выглядит автор, но сразу обратила внимание на незнакомца, который стоял у стены. У знаменитых мхатовских серых панелей. На нем был замечательный светло-синий костюм. А от всего облика, от лица и глаз исходила удивительная необъяснимая энергия. Заметив мои широко раскрытые глаза, незнакомец не шелохнулся, еще глубже ушел в себя и прочней устремил взгляд на сцену. Прошло много лет. Булгакова стали печатать. И я увидела наконец его фотографию в книге. Это был он!».

Что ж, эта необъяснимая булгаковская энергия до сих пор притягивает взоры целой страны. В дни показа сериала на великий роман и его творца был устремлен многомиллионный взор России. Рейтинг сериала ошеломляет — шутка ли, по данным компании Gallup Media, больше 50 процентов москвичей смотрели «Мастера и Маргариту», а всего по стране ленту увидел каждый пятый россиянин (и плюс каждый второй украинец).

Воланд

Воланд романа появляется в Москве, на Патриарших прудах, «в час небывало жаркого заката». Эта деталь разом отсылает знатока к библейской фразе из пророчеств Малахии: «Ибо вот, придет день, пылающий, как печь». День Страшного суда.

Каждый шаг Воланда отмечен исключительным богатством скрытых значений. Во-первых, сегодня вечер 1 мая 1929 года, столица мирового пролетариата отмечает День международной солидарности трудящихся. Но ни Булгаков, ни Воланд демонстративно не замечают праздника. Сатана примчался в Москву прямиком с вершин холодного Брокена, где накануне, 30 апреля, проходил великий шабаш. Все данные реалии давно открыты знатоками романа, но вскрывать эту конспирологию в народном сериале вовсе не обязательно. За некоторым исключением.

Начало — половина успеха

С любопытством туриста Воланд идет по пустой аллее на голос греха, на громкий голос редактора Берлиоза, который внушает поэту, что «Иисуса-то этого как личности вовсе не существовало на свете». Почему выбор сатаны пал на Патриаршие пруды? Тут несколько поводов. Во-первых, рядышком находится Триумфальная площадь, место приземления черной конницы дьявола. Тут еще недавно стояла Триумфальная арка, тут москвичи торжественно встречали царей. Но настали новые времена. Арку убрали. Площадь переименовали — теперь она носит имя революционера, некоего Янышева. Так в исполинском Садовом кольце (а круг на земле есть традиционная оборона от нечисти) образовался разрыв. Что ж, самое время въехать в Первопрестольную царю преисподней.

Экранный Воланд, естественно, другой, чем в романе.

Олег Басилашвили — воплощение могущества, которому нет преград на земле. И он порядком устал от всевластия. В нем больше от Великого бюрократа зла, чем от шкодника Мефистофеля или импозантного князя тьмы. Он буквоед рока, бухгалтер Возмездия, пленник собственной силы, он брезглив к проявлениям лжи и нетерпим к фамильярности (это черты самого Булгакова). Казалось бы, панорама павшей столицы должна радовать сердце черта, горожане все как один славно погрязли в грехах, но вот закавыка — в энтузиазме борьбы с религиозным дурманом вместе с Христом за борт корабля глупцы выкинули и существование нечистой силы. Есть отчего потерять голову. Был Христос, был, — распинается Воланд на скамеечке между двумя атеистами.

Надо отдать должное смелости Александра Адабашьяна, который рискнул сняться в рискованной роли главы МАССОЛИТа товарища Берлиоза. Мало того что — тьфу-тьфу-тьфу — отрежут трамваем голову, так еще и голову отрезанную придется играть прилюдно на золотом блюде! Впрочем, кураж Адабашьяна известен, он гурман провокаций, гастроном подначек! Но, увы, именно эта яркая сцена вызвала у меня первый протест и досаду. Чем? Да тем, что сидят на скамейке неправильно.

Заглянем в книгу, читаем: «Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? — спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз. А вы соглашались с вашим собеседником? — осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному»

То есть Берлиоз сидит по левую руку от Воланда, а поэт справа.

В фильме все в точности наоборот. Вы думаете, это мелочь? Не скажите. Зачем же тогда Булгаков так тщательно выстраивает расположение героев?

Да затем, что сатана в окружении двух грешников глумливо повторяет евангельскую сцену распятия, где слева от Христа на левом кресте был разбойник, который хулил Иисуса. Отсюда понятие левого, идея левачества, дух левака. Именно левыми объявили себя первые леваки в знак вызова Богу («…и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую». Матф. 25.33), а справа располагался на кресте благочестивый разбойник, который уверовал в Христа и получил от него благословение: «…Ныне же будешь со Мною в раю».

То есть леваку Берлиозу уготована смерть, а правому (праведнику) поэту Ивану Бездомному обещано спасение.

Разумеется, эту погрешность заметят не все, но, увы, для меня лично весь простор телесериала грешит невниманием к симметрии московских реалий с чертежами Нового Завета.

Кто, например, эта Аннушка, которая разбила бутылку с подсолнечным маслом о вертушку перед трамваем? Кто та «красавица вагоновожатая», которая наехала колесом трамвая на шею несчастного богохульника? Это московское продолжение той новозаветной парочки женщин, что выпросили у Ирода отрубленную голову Иоанна Крестителя, — жена его Иродиада и дочь ее красавица Саломея.

Пилат и Иешуа

По слухам, которые постоянно сопровождали съемки сериала, актер Олег Янковский отказался играть предложенных на выбор Христа или Воланда, апеллируя к тому, что «играть дьявола, как и Господа Бога, нельзя».

Что ж, в этих словах есть своя правота: сыграть дух невозможно.

Басилашвили решил эту проблему: он играл не столько сатану, сколько следствие — бремя абсолютной власти. Играл усталость от вечности. Играл докучные обязанности князя тьмы по отношению к тьме. Ему смертельно скучно, вот почему его пища — смех, которым потчует Воланда свита шутов, и вдобавок еще дьявольская боль в колене — результат падения с Неба. Словом, он играл статику.

Кирилл Лавров был поставлен в более выгодные условия — он играл смятение статики, муки рождения совести: впервые в жизни римский прокуратор был не согласен с собственным же решением. Тут есть что играть!

Романный Пилат — первый евангелист. Отдав приказ написать латынью на табличке, приколоченной к кресту, слова «Иисус Назорей Царь Иудейский», Пилат первым письменно подтверждает явление мессии. Все последующие четыре канонических Евангелия: от Матфея, Марка, Луки и Иоанна фактически идут следом за первым Евангелием от Пилата.

Экранный Пилат — скептик, давно разочарованный в человеке. Он с головой погружен в безверие. Это статуя цинизма, изваянная из каррарского мрамора. Он прекрасно знает цену и себе, и Риму, и великому Кесарю, выжившему из ума от сладострастия императору Тиберию… Чувство несправедливости приговора, которое грянуло в душе Пилата после встречи с Иешуа, превратило статую скепсиса в живые руины воскресшего человека. Он стенает, бродя босиком по острым обломкам.

Надо ли говорить, какой груз выпал Сергею Безрукову в роли Христа? Да еще нечистая сила подшутила поставить в ноябре прошлого года — впереди сериала «Мастер и Маргарита» — сериал о Есенине с участием актера в главной роли. И эффектные синяки на лице Иешуа невольно смотрелись, как следы от вчерашней попойки ухаря в «Национале».

Главная ошибка Бортко и Безрукова — это попытка играть человека.

Басилашвили избежал этого искуса — он играл не личность, а нечеловеческую усталость зла. Лавров имел законное право играть человека, как имели свое право дурачиться рыцари тьмы из свиты Воланда, которые потешно рядились в характеры. Безруков не имел таких прав. Христос — не характер, не человек, не пророк. Увы, играть предстояло тайну Боговоплощения, Сына Отца, а не пленника, не целителя, не еврея, не правдоискателя, не лидера маленькой секты и даже не романного Иешуа. Условием для роли Христа, на мой взгляд, является тайна, хотя бы абсолютное молчание героя.

Мастер и москвичи

Бог совершенства — в деталях.

Так, оркестровка телесериала порой превосходит главные сцены, поданные Бортко с некоей долей раболепия перед текстом романа. Он не решился на конгениальность, с какой шутя и играючи снял когда-то «Собачье сердце». Режиссер слишком уважителен к оригиналу.

Играючи получились только гарниры к главному блюду.

И королем всех этих тефтелей и клетчатых брюк стал Коровьев, которым виртуозно дирижировал (а не просто сыграл) Александр Абдулов. Браво! Его бесовская неугомонность, аппетитная наглость афронта, водопад слов, поз, жестов — под присмотром проницательных глаз — превращали каждую сцену с его участием в казино, где на кону твоя голова, идиот. Азартно выдавая всякие пакости, он вершит свой шутовской Страшный суд.

Дом на Садовой в сериале почему-то не страшен.

Между тем именно дом на Садовой стал героем романа. И вовсе не потому, что в нем жил Булгаков, нет. Это был первый в Москве (и в стране!) опыт по организации нового коммунистического быта. Дом образцовой рабочей коммуны. Именно здесь впервые была опробована модель коммунального проживания людей. Тут были обозначены ориентиры нового быта: общая кухня, один туалет на всех, кладовка в ванной, телефонный разговор только в прихожей при свидетелях. Булгаков, который чудом попал в этот дом в 1924 году по личному распоряжению Крупской, воочию увидел все последствия этого социального эксперимента: ванны в черных страшных пятнах — язвах от сбитой эмали, буржуйки, которые топят паркетными плитками, и прочие мерзости.

Понаблюдав за метаморфозами москвичей, которых испортил квартирный вопрос, Булгаков окончательно убедился в своих подозрениях, что коммунистический проект кончится крахом.

Как короля играет свита, так роль Мастера сыграли в первую очередь Владислав Галкин в роли поэта-богоборца Ивана Бездомного и Анна Ковальчук — Маргарита. Галкину замечательно удалось сыграть советский характер в состоянии шока от встречи с иной реальностью. Он вступает в фильм как лицо коллективного разума, как дух советского общежития, как делегат от поэзии. Актер уловил ритм тогдашнего бытия — ритм частушки.

Вместе с простаком сыграла роль Мастера и Маргарита. Она в исполнении Анны Ковальчук настолько безупречна, настолько идеально пришлась к этому образу, что о ней просто нечего больше сказать. В ней гармонично сошлись печальное целомудрие и блистательное бесстыдство свободы, которая — как писал Хлебников — «приходит нагая».

Анна Ковальчук справилась с наготой целомудрия. И можно только догадываться, какой ценой была оплачена эта гармония двух начал: смирения и соблазна, гордости и гордыни.

Галибину, на мой взгляд, выпала участь быть ведомым во всех эпизодах сериала. Что ж, это тоже требует мастерства. Он нигде не заслонил самолюбием актера собственный образ. И этот принцип дополнительности (читатель сам играет роль Мастера) был изначально заложен Булгаковым.

Напрасно Бортко восклицал: «Мистика возникает только тогда, когда сказать больше нечего». Все прежние попытки снять роман провалились еще и потому, что Нечто не согласилось с назначенной ценой. И вот в 2005 году получилось. Почему? Потому что каждый из участников в тайне заплатил свой окровавленный шекель, и вряд ли мы узнаем, какой. Булгаков отдал роману жизнь. Галибин расстался с голосом, гендиректор канала «Россия» Златопольский отказался от рекламы — при том, что бюджет десятисерийной ленты оказался в два с половиной раза выше, чем планировалось, и составил пять миллионов долларов. Уверен, сериал был оплачен сполна».


Отрывки из статьи Анатолия Королева «Евангелие от Михаила».

Благодарим за предоставленный материал журнал «Искусство кино».

Писатель: Михаил Булгаков

В ролях: Анна Ковальчук, Александр Галибин, Олег Басилашвили, Александр Абдулов, Валентин Гафт, Сергей Безруков, Владислав Галкин, Александр Филиппенко

Режиссёр: Владимир Бортко

Драма

Каталог фильмов

Фэнтези

В подборках

Экранизации произведений Михаила Булгакова

Лучше дома: что посмотреть во время карантина

19 экранизаций классики

11 ролей Валентина Гафта

Автор фразы «Овсянка, сэр!»

Спектакли и фильмы с Олегом Басилашвили

Фильмы и спектакли с Кириллом Лавровым

Александр Абдулов

Михаил Булгаков. Реалист и мистик

Смотрите также

Все фильмы 

Птицелов

документальное202139 мин

Птицы Мирослава

документальное201839 мин

Мозг. Вторая Вселенная

документальное201785 мин

Магический обтюратор

документальное202044 мин

Мозг. Эволюция

документальное201986 мин

Оханский слон

документальное201944 мин

Жизнь с бактериями

документальное201753 мин

Зимовка

документальное201054 мин

Ихтиозавр

документальное202150 мин

В ожидании волн и частиц

документальное201677 мин

Любители в космосе

документальное202039 мин

Когда-то мы были звездами

документальное201330 мин

Тайны каповой пещеры «Шульган-Таш»

документальное202139 мин

Мультимедийный видеоэкскурс «Балетная азбука»

документальное202158 мин

Проект «Сказки о золотых яблоках»

документальное202234 мин

Подпишитесь на рассылку портала «Культура. РФ»

Рассылка не содержит рекламных материалов

«Культура.РФ» — гуманитарный просветительский проект, посвященный культуре России. Мы рассказываем об интересных и значимых событиях и людях в истории литературы, архитектуры, музыки, кино, театра, а также о народных традициях и памятниках нашей природы в формате просветительских статей, заметок, интервью, тестов, новостей и в любых современных интернет-форматах.

© 2013–2023, Минкультуры России. Все права защищены

Контакты

E-mail: [email protected]

Нашли опечатку? Ctrl+Enter

При цитировании и копировании материалов с портала активная гиперссылка обязательна

Читать онлайн «Мастер и Маргарита», Михаил Булгаков – Литрес

… так кто ж ты, наконец?

– Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Гете. «Фауст»

Глава 1


Никогда не разговаривайте с неизвестными

В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появилось двое граждан. Первый из них – приблизительно сорокалетний, одетый в серенькую летнюю пару, – был маленького роста, темноволос, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а аккуратно выбритое лицо его украшали сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну давайте, давайте, давайте!..

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было… сердце шалит… я переутомился… Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск…»

И тут знойный воздух сгустился над ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

– Фу ты черт! – воскликнул редактор. – Ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было… – он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он писал, – но Иисус у него получился, ну, совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисуса. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.

– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…

Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по мере того как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, – поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.

И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.

Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй – что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.

Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец.

Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.

«Немец», – подумал Берлиоз.

«Англичанин, – подумал Бездомный, – ишь, и не жарко ему в перчатках».

А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окаймлявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.

Он остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце, затем перевел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки.

– Ты, Иван, – говорил Берлиоз, – очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына Божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился целый ряд сынов Божиих, как, скажем, финикийский Адонис, фригийский Аттис, персидский Митра. Коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения или, предположим, прихода волхвов, изобразил нелепые слухи об этом приходе. А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!. .

Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Берлиоз прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к писателям.

Те поглядели на него удивленно.

– Извините меня, пожалуйста, – заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, – что я, не будучи знаком, позволяю себе… но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что…

Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.

«Нет, скорее, француз…» – подумал Берлиоз.

«Поляк?..» – подумал Бездомный.

Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а… как бы выразиться… заинтересовал, что ли.

 

– Разрешите мне присесть? – вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.

– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? – спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.

– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Берлиоз, – именно это я и говорил.

– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.

«А какого черта ему надо?» – подумал Бездомный и нахмурился.

– А вы соглашались с вашим собеседником? – осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному.

– На все сто! – подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.

– Изумительно! – воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: – Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в Бога? – Он сделал испуганные глаза и прибавил: – Клянусь, я никому не скажу.

– Да, мы не верим в Бога, – чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, – но об этом можно говорить совершенно свободно.

Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:

– Вы – атеисты?!

– Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»

– Ох, какая прелесть! – вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.

– В нашей стране атеизм никого не удивляет, – дипломатически вежливо сказал Берлиоз, – большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге.

Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова:

– Позвольте вас поблагодарить от всей души!

– За что это вы его благодарите? – заморгав, осведомился Бездомный.

– За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, – многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.

Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.

«Нет, он не англичанин…» – подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» – и опять нахмурился.

– Но, позвольте вас спросить, – после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, – как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?

– Увы! – с сожалением ответил Берлиоз.  – Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования Бога быть не может.

– Браво! – вскричал иностранец. – Браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!

– Доказательство Канта, – тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, – также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством.

Берлиоз говорил, а сам в это время думал: «Но, все-таки, кто же он такой? И почему он так хорошо говорит по-русски?»

– Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! – совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

– Иван! – сконфузившись, шепнул Берлиоз.

Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.

– Именно, именно, – закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, – ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».

Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком… Канту?.. Что это он плетет?» – подумал он.

– Но, – продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, – отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!

– А жаль! – отозвался задира-поэт.

– И мне жаль! – подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?

– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И в самом деле, – тут неизвестный повернулся к Берлиозу, – вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома легкого… – тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, – да, саркома, – жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, – и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье – совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, – тут иностранец прищурился на Берлиоза, – пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управлял так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? – и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.

Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его. «Он не иностранец… он не иностранец… – думал он, – он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..»

– Вы хотите курить, как я вижу? – неожиданно обратился к Бездомному неизвестный.  – Вы какие предпочитаете?

– А у вас разные, что ли, есть? – мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.

– Какие предпочитаете? – повторил неизвестный.

– Ну, «Нашу марку», – злобно ответил Бездомный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:

– «Наша марка».

И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.

Тут литераторы подумали разное. Берлиоз: «Нет, иностранец!», а Бездомный: «Вот черт его возьми, а!..»

Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался.

«Надо будет ему возразить так, – решил Берлиоз, – да, человек смертен, никто против этого и не спорит. Но дело в том, что…»

Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:

– Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.

«Какая-то нелепая постановка вопроса…» – помыслил Берлиоз и возразил:

– Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собою разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…

– Кирпич ни с того ни с сего, – внушительно перебил неизвестный, – никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в каком случае не угрожает. Вы умрете другою смертью.

– Может быть, вы знаете, какой именно, – с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, – и скажете мне?

– Охотно, – отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: «Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть – несчастье… вечер – семь…» – и громко и радостно объявил: – Вам отрежут голову!

Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:

– А кто именно? Враги? Интервенты?

– Нет, – ответил собеседник, – русская женщина, комсомолка.

– Гм… – промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, – ну, это, извините, маловероятно.

– Прошу и меня извинить, – ответил иностранец, – но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?

– Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.

– Нет, этого быть никак не может, – твердо возразил иностранец.

– Это почему?

– Потому, – ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, – что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится.

Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание.

– Простите, – после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, – при чем здесь подсолнечное масло… и какая Аннушка?

– Подсолнечное масло здесь вот при чем, – вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незваному собеседнику войну, – вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных?

– Иван!. . – тихо воскликнул Михаил Александрович.

Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся.

– Бывал, бывал, и не раз! – вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта. – Где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич!

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? – здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта.

– Я извиняюсь, – сказал он, и лицо его потемнело, – вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать.

– О, с удовольствием! – воскликнул неизвестный. – Здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу.

– Вот что, Миша, – зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, – он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет…

– Ты думаешь? – встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: «А ведь он прав…»

– Уж ты мне верь, – засипел ему в ухо поэт, – он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, – поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, – идем, задержим его, а то уйдет…

И поэт за руку потянул Берлиоза к скамейке.

Незнакомец не сидел, а стоял возле нее, держа в руках какую-то книжечку в темно-сером переплете, плотный конверт хорошей бумаги и визитную карточку.

– Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации, – веско проговорил неизвестный, проницательно глядя на обоих литераторов.

Те сконфузились. «Черт, слышал все…» – подумал Берлиоз и вежливым жестом показал, что в предъявлении документов нет надобности. Пока иностранец совал их редактору, поэт успел разглядеть на карточке напечатанное иностранными буквами слово «профессор» и начальную букву фамилии – двойное «В».

– Очень приятно, – тем временем смущенно бормотал редактор, и иностранец спрятал документы в карман.

Отношения таким образом были восстановлены, и все трое вновь сели на скамью.

– Вы в качестве консультанта приглашены к нам, профессор? – спросил Берлиоз.

 

– Да, консультантом.

– Вы – немец? – осведомился Бездомный.

– Я-то?.. – переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец… – сказал он.

– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.

– Я – специалист по черной магии.

«На тебе!..» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись, спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я – единственный в мире специалист.

– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.

– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!

И опять крайне удивились и редактор и поэт, а профессор поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:

– Имейте в виду, что Иисус существовал.

– Видите ли, профессор, – принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз, – мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.

– А не надо никаких точек зрения, – ответил странный профессор. – Просто он существовал, и больше ничего.

– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал Берлиоз.

– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все просто: в белом плаще…

Мастер и Маргарита | Общество фолио

Перейти к содержанию

Поиск

Поиск

Значок / Поиск

Перейти в конец галереи изображений

Галерея продукции

Перейти к началу галереи изображений

Михаил Булгаков

Иллюстрировано Питером Суартом

Представлено Орландо Файджесом

Перевод Ричарда Пивера и Ларисы Волохонской

Один из величайших шедевров   века ХХ века, роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита » прекрасно оформлен в виде уникального фолио с иллюстрациями Питера Суарта и предисловием Орландо Файджеса.

Галерея продуктов Миниатюры

«Один из ярких шедевров ХХ века»

  1. The Times

Дьявол прибыл в Москву и вместе со своими демонами и большим черным котом прокладывает путь хаоса и разрушения в советском обществе. Пронесенный контрабандой через цензуру в 1967 году и опубликованный более чем через 25 лет после смерти Михаила Булгакова, роман «Мастер и Маргарита » имел мгновенный успех. Его подрывной посыл, черный юмор и лирическая сила объединились, чтобы сделать его маяком оптимизма и свободы в России и во всем мире. Одно из наиболее востребованных названий фолио, роман также стал источником вдохновения для писателей и музыкантов, включенных в список «100 лучших книг» Дэвида Боуи и вдохновивших Мика Джаггера на написание текста «Sympathy for the Devil». В этом роскошном издании представлены специально заказанные Питером Суартом иллюстрации, в которых исследуются философские и фэнтезийные темы повествования, а в его потрясающем дизайне переплета Азазелло, Коровьев и Бегемот изображены в антагонистических позах.

Историк и эксперт по русской истории Орландо Файджес глубоко погружается в исторический контекст романа и его едва скрытые нападки на Советский Союз в предисловии, написанном для издания.

В блок-тканевом переплете

Набор в Joanna

400 страниц

13 цветных иллюстраций

Простой футляр

9½″ x 6¼″

Жарким весенним днем ​​в Москве поэт и редактор обсуждают -существование Иисуса. Вежливый иностранный джентльмен прерывает их дебаты, утверждая, что знал Иисуса и присутствовал, когда Понтий Пилат приговорил его к смерти . Более того, он предсказывает смерть редактора: странное происшествие, которое происходит именно так, как предсказывает иностранец. Это Дьявол, и он пришел, чтобы разоблачить лицемерие и жадность тех, кто его окружает, их готовность доносить на соседей, их настойчивую борьбу за власть и их страх за себя. Один человек кажется другим: писатель, известный как мастер, который в отчаянии сжег свой неопубликованный роман и был заключен в психиатрическую лечебницу.

Его возлюбленная, страстная, смелая Маргарита, пойдет на все, чтобы спасти его, в том числе и на службу самому Дьяволу.

«Рукописи не горят»

Письмо «Мастер и Маргарита»  в тайне между 1928 и 1940 годами, в период сталинских репрессий, Булгаков уже считался антисоветским; его пьесы были запрещены и у него было мало иллюзий, что кто-то опубликует это в высшей степени сатирическое произведение. Как и его главный герой, он в отчаянии уничтожил черновик и перестал писать на год, прежде чем снова взяться за перо и проработать многочисленные черновики рукописи. Как Дьявол говорит мастеру в романе, во фразе, ставшей лозунгом надежды: «Рукописи не горят». Итак, в 19 году67,

«Мастер и Маргарита » наконец была опубликована в Париже в виде книги с относительно небольшими сокращениями. Рукопись, которая была «написана для ящика стола», мгновенно стала бестселлером и стала одной из самых важных и почитаемых работ 20 века.

Михаил Булгаков родился в Киеве в 1891 году. Он изучал и занимался медициной, но оставил свою медицинскую карьеру, чтобы стать писателем рассказов, пьес и романов. Его сочетание юмора и сатиры принесло ему популярность, но его работы также привлекли внимание советских властей и к 1930 его произведения были практически запрещены к публикации. За это время он написал две из своих величайших работ:

«Черный снег: театральный роман» (1967) и «Мастер и Маргарита » (1966–7; Folio Society 2010). после его смерти в 1940 году.

Родившийся в Лондоне в 1959 году, Орландо Файджес учился в Кембриджском университете, затем в течение 15 лет преподавал историю и был научным сотрудником Тринити-колледжа. Файджес написал ряд книг по истории России, в том числе Народная трагедия: русская революция 1891 1924 (1996; Folio Society 2013), которая получила премию Вольфсона, литературную премию У. Х. Смита и книжную премию Los Angeles Times. Его последняя книга — The Europeans (2019).

Питер Суарт учился в школе в Англии, но вырос в Гонконге и вернулся туда в 1985 году, чтобы продолжить свою карьеру художника, музыканта, писателя и театрального исполнителя. В 1987 году Суарт вместе с Кунг Чи Шингом стал соучредителем театрально-музыкального ансамбля The Box, сотрудничая с танцорами, актерами и артистами для постановки концертов и спектаклей. Суарт написал и проиллюстрировал 9Серия книг 0027 Tik and Tok

и иллюстрировала ряд книг Folio Society, в том числе ограниченное издание Gulliver’s Travels (2011) и The Master and Margarita (2010).

Вам также может понравиться

  1. Ночи в цирке

    Анджела Картер

    Иллюстрировано Эйлин Купер

    85,00 $

    Добавить в список желаний

    Ночи в цирке , история Анджелы Картер о любви и волшебстве, цирках и лжи, получает свое первое иллюстрированное издание Folio Society. Королевский академик Эйлин Купер создает необычные линогравюры, представляет Сара Уотерс.

  2. Анна Каренина

    Лев Толстой

    Иллюстрации Анжелы Барретт

    $125,00

    Добавить в список желаний

    Светский скандал сотрясает Москву и Петербург в шедевре Льва Толстого Анна Каренина . Анджела Барретт иллюстрирует это прекрасное коллекционное издание фолио, которое представляет Хелен Данмор.

  3. Доктор Живаго

    Борис Пастернак

    Иллюстрации Леонида Пастернака

    130,00 $

    Добавить в список желаний

    По заказу The Folio Society, Николя Пастернак Слейтер, окончательный новый перевод Нобелевской премии Доктор Живаго проиллюстрирован оригинальными картинами отца Бориса Пастернака Леонида с новым предисловием племянницы автора.

  4. Лучшие рассказы Федора Достоевского.

    Федор Достоевский

    Иллюстрировано Гарри Броквеем

    85,00 $

    Добавить в список желаний

    Семь величайших произведений короткой художественной литературы Федора Достоевского представлены в этом потрясающем новом коллекционном издании Folio Society, иллюстрированном гравюрами на дереве Гарри Броквея и представленном автором Джойс Кэрол Оутс.

Мастер и Маргарита — Alma Books

Количество Мастер и Маргарита

Десятилетнее юбилейное издание – переработанное и обновленное

Литературный мир России потрясен до основания, когда в Москву прибывает таинственный джентльмен – профессор черной магии, сопровождаемый причудливой свитой слуг. Вскоре становится ясно, что он сам Дьявол, пришедший сеять хаос среди культурной элиты неверующей столицы. Но миссия Дьявола быстро переплетается с судьбой Мастера — человека, который отвернулся от прежней жизни и укрылся в сумасшедшем доме — и его прошлой возлюбленной Маргариты.

Сатирическая возня и дерзкий анализ природы добра и зла, невинности и вины, Мастер и Маргарита — венец творчества одного из величайших русских писателей ХХ века.

Содержит обширный критический аппарат, дополнительные материалы для чтения, включая раздел фотографий и заметок.

Часть серии Alma Classics Evergreens
Часть полного собрания булгаковской фантастики за полцены
Часть коллекции Essential Russian Masterpieces уже за 25 фунтов стерлингов

 

Артикул: 9781847497826 Рубрики: Вечнозеленые растения, Русская классика, Коллекция Булгакова Теги: Сборник Булгакова, Классика, дьявол, вечнозеленый, Художественная литература, добро и зло, вина, невинность, михаил булгаков, москва, русская литература

ОБЗОРЫ
  • Дикая сюрреалистическая возня… Блестяще яркая и возмутительная.

    Джойс Кэрол Оутс

  • « Мастер и Маргарита» Булгакова — это головокружительный, ослепительный роман; необыкновенное слияние дико разрозненных элементов. Это концерт, который исполняется одновременно на органе, волынке и свистульке, в то время как кто-то запускает фейерверк между ногами исполнителей.

    Нью-Йорк Таймс

  • УЗНАТЬ БОЛЬШЕ

  • Один из величайших писателей ХХ века.

    КАК. Байатт

  • Один из величайших современных русских романов.

    Независимый

  • Самое необычное в сериале «Мастер и Маргарита» я нахожу его масштабом, смелостью и огромным воображением.

alexxlab

Related Posts

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *